ДИКАРЕВСКИЕ ЧТЕНИЯ

Каталог статей

Главная » Статьи » Мои статьи

«УКРАИНА ОТ КАРПАТ ДО КАВКАЗСКИХ ГОР!»…? (ПОЛЕМИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ ПО ПОВОДУ ОДНОГО ИЗ СОВРЕМЕННЫХ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЕКТОВ)

Матвеев В. А. (Ростов-на-Дону)

_______________________________

 

«Украина от Карпат до Кавказских гор!»...?

(полемические заметки по поводу одного

из современных геополитических проектов)

 

Следует заметить, что современный геополитический проект «Украина от Карпат до Кавказских гор!» является своего рода отражением существовавшего ранее, приспособленного лишь к новым условиям. Как вспоминает генерал барон П.Н.Врангель, неплохо осведомленный в свое время в вопросах подрывной деятельности против России, направляемой из-за рубежа, работа на данном направлении усиленно велась на протяжении многих лет Австрией и ее «плоды... значительны» (1). В 1914 г. при поддержке достаточно высоких правительственных и военных инстанций этой страны в Вене был организован «союз освобождения Украины», ставивший целью создание независимого государства «от Карпат и до Кавказа».

Наиболее конкретизированное развитие она получила в трудах теоретика украинского национализма историка М.С.Грушевского. определившего в 1917 г. границы Украины, с включением в нее большей части Курской, Воронежской губерний, а также практически в полном составе Области Войска Донского, Кубани и Ставрополья (2). Если принять во внимание, что в этот геополитический проект входила кроме этого Харьковская губерния, бывшая когда-то малозаселенной западной окраиной Московии, куда принималось бежавшее из Польши православное население , а также Новороссия, состоявшая из Бессарабской, Херсонской, Екатеринославской и Таврической губерний (3), то нужно признать, что в значительной мере он оказался реализованным.

Помимо этого при образовании СССР в 1922 г. Украине отошла и немалая часть Курской, Воронежской губерний и Области Войска Донского, также издавна являвшаяся территорией России. На всем пространстве «от Азова до Днестра», вошедшем в ее пределы в разных сочетаниях в ходе упорной деятельной борьбы с Турецкой империей в XVIII в. (4) и впоследствии в XIX в. «от Днестра до Кавказа» происходила смешанная восточнославянская колонизация, сопровождавшаяся во многом идентичными этнополитическими процессами. Для выявления их особенностей остановимся на более детальном анализе связанной с ними ситуации в одном из специфических периферийных ареалов отмеченного пространства, в частности, на Северном Кавказе, воспроизводя вместе с тем и картину в целом.

Происходившие на этой окраине во второй половине XIX – начале XX вв. демографические изменения привели, как известно, к установлению преобладания в структуре населения «русского фактора» или восточнославянского, достигшего здесь 75 % от общей численности всех народов, тогда как в Закавказье, в силу особенностей колонизации, только 6 % (5). В общеимперском масштабе это преобладание было несколько ниже и составляло 65,5 % (6). Показатели эти тем не менее нуждаются в специальном пояснении. До 1917 г. после восстановленного единства в середине XVII в. восточнославянское этническое поле функционировало вполне солидарно, украинцы и белорусы официально в качестве инородцев не рассматривались. Поэтому при проведении переписи в Российской империи 1897 г. они статистически не выделялись (7).

Данный край, становление специфических региональных черт которого в тот промежуток времени уже судя по всему завершалось, не являлся исключением. К инородцам же относили тогда всех подданных «неславянского племени». Они пользовались «особым правом управляться и судиться по своим обычаям, своими выборными…», имели ряд других государственных льгот и послаблений, в том числе и в исполнении фискальных повинностей (8). В России не существовало и дискриминации в системе этнополитических отношений, как это было во всех иных универсалистских образованиях мира (9). Неслучайно, как подметил В.В.Шульгин, «окраины, населенные так называемыми “инородцами” иногда больше ценили Россию, нежели природные русские» (10).

Перепись 1897 г. не подразделяла и русский язык на самостоятельные ответвления: украинское и белорусское. Он признавался совокупностью «… наречий великорусских, белорусских и малорусских». Сравнительное их изучение неизменно показывало ученым, разрабатывавшим проблему в тот период, наличие в прошлом для этих наречий единой первоосновы, «общий некогда всему русскому народу…». Даже накопившиеся несоответствия не смогли разрушить ее по ходу многовековой лингвистической эволюции и указывали, как признавалось тогда, на близость наречий между собой. В них выделялись и более мелкие части, поднаречия, представлявшие, несмотря на различия, некую целостность в контексте общего языкового комплекса. Различия же внутри его были неизмеримо меньше, чем у западных и южных славян (11).

Объясняется это, на наш взгляд, скорей всего тем, что складывание у них этнических обособлений изначально происходило более замкнуто. Вследствие этого для каждого отделившегося от целого родственного культурного поля усиление самобытности выступало приоритетной тенденцией в развитии. В восточнославянском этническом массиве взаимоувязанность, в том числе идеологическая (конфессиональная), напротив, была гораздо теснее и условия к его разобщению появились гораздо позже. Наличие «великорусских, белорусских и малорусских» разделений в нем не прослеживается в X – XI вв. (12), как собственно говоря и в последующие несколько столетий. Таким образом, «непризнание» самостоятельности существовавших в пределах этого массива диалектных несовпадений обусловливалось не «имперским злым умыслом», как утверждают некоторые исследователи, а состоянием научных представлений, к тому же, как мы видим, вовсе не безосновательных.

Формировавшийся здесь на протяжении нескольких столетий и наиболее интенсивно во второй половине XIX в. восточнославянский этнический массив имел свои региональные особенности. Еще в середине этого века В.И.Даль при сборе сведений для толкового словаря заметил, что на всем южном пространстве страны , в которое входили, как известно, наряду с другими территориями северо-западные пределы края и все административные районы Новороссии, все больше набирала силу тенденция к «обрусению» культуры. Она находила выражение помимо всего в сложившемся уже к тому периоду «новороссийском» наречии, вобравшем в себя сросшиеся двойственные русские и украинские языковые компоненты (13).

В энциклопедическом издании «Россия» конца XIX в. под редакцией Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона особенности этого говора названы «южновеликорусскими», с пояснением, что они отражают своеобразие колонизации окраин Московского государства преимущественно «из пограничных со степью местностей». Помимо Новороссии к ареалу распространения этого говора были отнесены также Область Войска Донского и Воронежская губерния (14). Но более верным, на наш взгляд, являлось тем не менее определение В.И.Даля. Отмеченная им двойственность могла появиться, несомненно, лишь при примерном численном равенстве русского и украинского колонизационных потоков или при незначительном преобладании одного из них, в противном случае не получилось бы синтеза.

Этническая их совместимость в свою очередь обусловила «обрусение» самосознания смешанного по составу населения, что вызывалось, как уже было отмечено, сохранявшейся исторической памятью со времен Киевской Руси, а также общими для империи процессами интеграции восточного славянства, видоизмененной лишь после 1917 г. Все наносное, накопившееся за века разъединения, отходило на вторые позиции или исчезало вовсе. Детерминированность этого очищения подкреплялась и воздействием достаточно сильного в XIX в. в России государственного поля, имевшем тогда немалые притягательные возможности. Неслучайно и эмиграция в ее пределы держалась в отдельные периоды этого века примерно на таком же уровне, как и в США, с той лишь разницей, что по преимуществу была аграрной. К концу его стали приниматься даже соответствующие законы для ее ограничения (15).

Влияние на эти притягательные возможности наряду с другими факторами оказывал в том числе огромный потенциал русской культуры, роль которого в не имеющем аналогов в мире континентальном полиэтнонациональном объединении остается до сих пор не изученной.

Занимавшийся осмыслением имперского феномена Г.П.Федотов с удивлением писал, что в России «… обрусение германцев шло еще быстрее, чем на Западе их романизация…» (16). Иностранцы, приезжавшие в страну на службу или в поисках лучшей доли, становились, как правило, русскими по духу. Восточное же славянство из-за близости культур это должно было затрагивать, несомненно, еще в большей степени. Попадая в среду друг друга, они легко адаптируются и чувствуют себя как в среде своего собственного народа, быстро утрачивая вследствие этого приверженность к своим этническим различиям. При этом до 1917 г. воспринимались чаще всего общерусские начала.

Сделанное еще в середине XIX в. В.И.Далем перспективное, на наш взгляд, для дальнейшего изучения и разносторонней концептуальной расшифровки эмпирическое наблюдение не нашло, к сожалению, своевременного признания. Оно не было учтено и при проведении в 1897 г. переписи в Российской империи, опиравшейся во всех остальных нюансах на самые лучшие достижения отечественной и зарубежной науки. Новороссийское наречие в материалах этой переписи было статистически преимущественно показано как малороссийское, которое рассматривалось как разновидность русского языка (17).

Впоследствии после 1917 г. оно было ошибочно отнесено к специфическому ответвлению украинского языка, а содержавшиеся в нем русские языковые компоненты стали по незнанию относить на счет «русизмов». Однако, несмотря на наступившие перемены, население данных местностей продолжало разговаривать привычным способом. Его лингвистические особенности продолжали оставаться загадкой. В ходе переписи 1920 г., проведенной с завершением наиболее крупных финальных эпизодов гражданской войны (18), и, вследствие этого, весьма неполной и неточной, население, говорившее на новороссийском наречии, было записано совершенно искусственно как украинское, что учитывалось при установлении пределов соответствующей «национальной» границы и административно-территориального деления при образовании СССР в 1922 г. Значительная часть Новороссии оказалась в составе Украины.

Казалось бы, несбыточные замыслы при поддержке нового режима, руководствовавшегося уже иными представлениями по проблеме границ, оказались в значительной мере осуществленными. Вне этого контекста осталась лишь часть геополитического проекта «Украина от Карпат до Кавказских гор», актуализация которого определенными группировками стала возрождаться наиболее интенсивно после произошедшего в 1991 г. распада СССР и дискредитации прежней объединительной идеи. Только теперь при его обосновании, как правило, привлекаются данные Всесоюзной переписи 1926 г., которые позволяют при обработке неизменно получать «высокий процент украинского населения» по регионам, где происходила когда-то смешанная восточнославянская колонизация и по Северо-Западному Кавказу, разумеется, тоже.

Это подтверждают своими расчетами и российские ученые, занимавшиеся разработкой этнодемографических особенностей южной периферии (19). Так, А.Г.Дружинин, касаясь численности в ее пределах «украинской диаспоры», особо выделяет существенный разнобой цифровых показателей. Ему удалось установить, что в 1897 г. на выделяемом сейчас в «северокавказский регион» пространстве, на немалую часть которого, добавим, распространяется и названный геополитический проект, она составляла «1271 тыс., по переписи 1926 г. – 3107 тыс., а в 1959 г. – всего 170 тыс.» (20). Однако результаты, получаемые на основе этих переписей, не всегда сопоставимы и их сравнительный анализ не дает объективных сведений, адекватно отражающих соответствующую ситуацию.

Дело в том, что по решению Петербургского международного конгресса 1874 г. определение национальности было признано возможным «по разговорному языку». Два других обсуждавшихся варианта, «по этнологическим признакам и родному языку», в конечном итоге были отвергнуты (21). Впоследствии в выработанную методику внесли уточнения и за критерий установления национальной принадлежности был взят «родной язык», за который нередко принимался разговорный, так как жесткой разделительной грани между ними в подавляющем  большинстве случаев не существует. Особой же дифференциации для нетипичных встречавшихся отклонений регламентирующими предписаниями не предусматривалось. Такими подходами как раз и руководствовались при проведении переписи населения в Российской империи в 1897 г., а также при организации всех переписей в 20-е гг. XX в. (1920, 1923 и 1926 гг.) (22), что обуславливалось, как видно, все тем же состоянием научных знаний.

Перепись 1939 г. имела совершенно иную наполняемость рубрикации о национальной принадлежности (23). К тому времени было признано, что критерием ее определения должен быть не разговорный или родной язык, а самосознание. При сборе сведений задавался вопрос «к какой национальности Вы себя относите?», тогда как в 1926 г. спрашивали о родном языке или при возникновении заминок счетчики по своему усмотрению учету подвергали разговорный. Результаты переписи 1939 г., несмотря на все ее недостатки, порожденные своеобразием этапа развития страны, дали резкое повышение процента русских, проявив устойчивые последствия специфики формирования восточнославянского этнического поля в северо-западной части Кавказа. В северо-восточной части русский компонент имел еще более существенное преобладание в колонизации и в становлении казачества.

Отсутствие в прошлом объективных и разноплановых исследований на этот счет дает повод теперь некоторым современным украинским авторам соответствующей концептуальной ориентации выражать с вполне понятным подтекстом, сужающим еще больше границы России, недоумение, что перепись 1926 г. выявила две трети украинцев в составе проживавших на Северо-Западном Кавказе, при переписи же 1939 г. «украинцами могли назвать себя здесь недавние приезжие из Украины» (24). И это при том, что в 20 – 30-е гг. XX в. и в этой части страны проводилась принудительная украинизация, также как и в пределах бывшей Новороссии, включенных в пространство образованной после 1917 г. «национальной республики», тогда как русификация, особенно в области культуры, носила естественный характер и искусственно никогда не насаждалась, тем более в тот промежуток времени, когда правящим режимом все русское подвергалось вытеснению (25).

Несмотря на целенаправленную идеологическую обработку, инициаторы кампании столкнулись с массовым отказом родителей отдавать детей в школы с украинским языком обучения (26). Однако в доказательствах наличия «геноцида» сторонники такой интерпретации уменьшения доли украинцев в западной части северокавказского края повторяют по сути один и тот же тезис: «… разными методами, в том числе террором и голодом 1932 – 1933 гг., кубанцам было предложено считать себя русскими» (27). Отмеченная же особенность последствий уникальной этнонациональной восточнославянской эволюции до 1917 г. устойчиво проявилась еще раз при проведении переписи 1959 г., которую специалисты признают «самой благоприятной» из всех переписей в стране в XX в. (28). Это нашло выражение при отклонениях от установившейся методики в опросах населения, допускавшихся в ходе сбора сведений скорей всего не в результате ошибок на местах из-за организационных упущений, а по разнарядке свыше.

Так, на сопредельных с Украиной территориях, которые по существовавшим, судя по всему, замыслам вслед за Крымом должны были быть переданы в ее состав, национальная принадлежность устанавливалась по разговорному языку, в то время как все остальное население идентифицировалось по самосознанию. В результате такого двойственного подхода даже самые близкие родственники, жившие в соседних селах, оказались записанными, если во внимание принимался разговорный язык, – украинцами, если самосознание – русскими. После этого вначале 60-х гг. ряд районов и территорий Ростовской области (Новоазовский и др.) были переданы без учета мнения населения и вновь с нарушениями принципа исторической справедливости «братской соседней республике»*.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

  1. Врангель П.Н. Воспоминания. Южный фронт (ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г.). Ч. 1. М., 1992. С. 101.
  2. Грушевский М.С. Хто такi украïнцi I чого воны хочуть. Киев, 1991. С. 125.
  3. Россия. Энциклопедический словарь (Б). И: Брокгауз Ф.А. и Ефрон И.А.  С.-Петербург, 1898. Л., 1991. С. 88.
  4. Русская политика в восточном вопросе. (Её история в XVI – XIX вв., критическая оценка и будущие задачи). Историко-юридические очерки С. Жигарева. М., 1896. С. 129.
  5. Стенографический отчет. Ч. 4. Государственная Дума. 3 созыв. Сессия 5. Засед. 1. 1 ноября 1916 г.
  6. Вдовин А.И. «Российская нация»: Национально-политические проблемы XX в. и общенациональная российская идея. М., 1995. С. 37.
  7. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Под ред. Н.А.Тройницкого. Т. 65. Кубанская область. СПб., 1905 и др.
  8. Вдовин А.И. Указ. Соч. С. 38.
  9. Матвеев В.А. Отечество не только для русских… (Размышления о геополитических, историко-цивилизационных и этнонациональных особенностей российской государственности) // Научная мысль Кавказа. 1997. № 1. С. 34.
  10. Шульгин В.В. Годы. Дни. 1920 год. М., 1990. С. 51.
  11. Россия. Энциклопедический словарь… С. 564.
  12. Там же. С. 565.
  13. Даль В.И. О наречиях русского языка // Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1. М., 1989. С. 81.
  14. Россия. Энциклопедический словарь… С. 568.
  15. Кабузан В.М. Народы России в первой половине XIX в.: Численность и этнический состав. М., 1992. С. 161; 214. Народы России: Энциклопедия / Гл. ред. В.А.Тишков. М., 1994. С. 25, 27 – 28; РГВИА. Ф. 400. Оп. 3. Д. 3041. Л. 11 – 11-об.
  16. Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. В 2-х ч. М., 1994. Ч. II. С. 179.
  17. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Под ред. Н.А. Тройницкого. Т. 65. Кубанская область… С. 60 – 61.
  18. ГАРФ (бывш. ЦГА РСФСР). Ф. 296. Оп. 1. Д. 283. Л. 123-об.
  19. Чернопицкий П.Г. Об одной особенности этнического состава населения Кубани и Дона в 1920-е гг. // Гуманитарная мысль Юга России в XX в. Тезисы межрегиональной научной конференции, ст-ца Тамань 19 – 22 сентября 2000 г. Краснодар, 2000. С. 91 – 93.
  20. Дружинин А.Г. Южно-российский регионогенез: факторы, тенденции, этапы // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 79.
  21. Шпрингер Р. Национальная проблема. (Борьба национальностей в Австрии). Пер. с нем. С.-Петербург, 1909. С. 26.
  22. Всесоюзная перепись населения 1926 г. Т. V. Крымская АССР. Северо-Кавказский край. Дагестанская АССР. М., 1928. С. 52 – 54; Кабузан В.М.Ук. соч. С. 34, 128, 174; ГАРФ. Ф. 1318. Оп. 1. 1. Д. 25. Л. 135.
  23. Всесоюзная перепись населения 1939 г.: Основные итоги (Под ред. Ю.А.Полякова. М., 1992. С. 14
  24. Кульчицкий С. Курс – украинизация // Родина. 1999. № 8. С. 110.
  25. Вдовин А. И. Ук. Соч. С. 97 – 129.
  26. Чернопицкий П.Г. Ук. Соч. С. 92.
  27. Кульчицкий С. Ук. соч. С. 110.
  28. Жиромская Всесоюзная перепись населения 1939: История проведения, оценка достоверности. В. кн. Всесоюзная перепись населения 1939: Основные итоги (Под ред. Полякова). М., 1992. 412.

Впервые опубликовано: Матвеев, В.А. «Украина от Карпат до кавказских гор!»…? (полемические заметки по поводу одного из современных геополитических проектов) [Текст] / В.А. Матвеев // Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северо-Западного Кавказа за 2000 год. Дикаревские чтения (7) : материалы Региональной науч. конф., Краснодар, 28 сент. – 1 окт. 2001 г. – Краснодар : Изд-во «Крайбибколлектор», 2001. – С.191 – 199.

 

  © Матвеев В. А., 2001

 * Информация автором получена при беседах с жителями западных приграничных районов Ростовской области при чтении лекций от общества «Знание» еще в 1991 г. Их обеспокоенность этим вопросом тогда вызывалась наметившейся перспективой распада СССР. Ее подтверждали респонденты в разных населенных пунктах.

Категория: Мои статьи | Добавил: sult (16.07.2014)
Просмотров: 1043 | Теги: украина, Дикаревские чтения, Матвеев В.А. | Рейтинг: 0.0/0
Приветствую Вас Гость