«НЕ ЛЕГКА БЫЛА С ПРИРОДОЮ ПЕРВЫХ ВЫХОДЦЕВ БОРЬБА» (НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ У КУБАНСКИХ КАЗАКОВ)

Сложность проблем взаимоотношения человека и природы в условиях прогрессирующего экологического кризиса, а именно эта проблема обычно рассматривается в рамках исторического природопользования в гуманитарных и общественных науках, поставила их в разряд первоочередных в научных исследованиях и потребовала изучения в историческом контексте и ретроспективе. Разнообразие природно-климатических условий России делает актуальным историческое исследование в области природопользования локального характера. Особенно важным представляется изучение историко-экологических проблем для периода XIX – начала XX вв., когда в ходе поступательного развития научно-технического прогресса и модернизации шло активное (в основном нерациональное) освоение природной среды.

В своем докладе мы расмотрим отдельные аспекты исторического природопользования кубанцев , а именно проблемы, связанные с адаптацией переселенцев к новым природным условиям.

Необходимо отметить, что условия жизни первых поселенцев на Кубани были далеко не благоприятными. «Как ни радовали глаз привольные степи, – писал А.В. Фадеев, – но в них не текли молочные реки в кисельных берегах» [1, с. 58]. По воспоминаниям И. Сбитнева, складывается удручающая картина бедствий, которым казаки-черноморцы подвергались «при переселении из Днепровских порогов в сию область»: «Везде болота, камыш, застоялые и покрытые плеснию воды, густые туманы, зловонный воздух, придавали сей области мрачный и пустынный вид. При том новые поселенцы должны были сражаться с голодом, жаждою, дикими зверями, а особливо с кабанами, и с горцами, которые были тем опаснее, что им известны все урочища… Багровые лучи солнца (что происходило, вероятно, от густого тумана), восходящего в другой части горизонта, нежели как они привыкли… разные знамения в небесах, иногда ужасные, частые похороны приводили их в отчаяние… Уверяли меня, что при сей перемене казаками едва половина людей осталась в живых, да и сии таскались как бледные тени, ослабленные, и в духе, и в теле» [ 2, с. 311–331].

Летняя жара отравляла жизнь первым переселенцам. Вот, как её описывает современник: «Жара!.. Просто это настоящий ад! … И жизни не рад… Раскалённый воздух, как из горнила, обдаёт всего кругом и лезет в лёгкие. Чувствуешь, как сохнет во рту и спирает дыхание. Подует ветерок; но и он не приносит облегчение, потому что также горяч, как и атмосфера» [3]. Тучи комаров и мух доводили до бешенства и скотину, и людей. [4, с. 122, 123].

Русские и украинские переселенцы, прибывшие на Кубань в конце XVIII в., долго не могли привыкнуть к новой реке. Их удивляли и стремительность течения, и холодная вода, и необычный режим Кубани. Если реки в их прежних местах проживания весной выходили из берегов, заливали пойменные луга, а летом мелели, то на Кубани половодье сильно растягивалось: подъём воды начинался в марте, достигал максимума в июне–июле и затапливал все её берега. При этом на период колебания уровня воды в реке накладывались многочисленные, иногда весьма резкие пики кратковременных паводков, что приводило к катастрофическим последствиям. Река выходила из берегов, затопляя селения, поля, портила посевы, разрушала строения, дороги. Это случалось чаще всего в июне–июле, в период созревания урожая и в самый разгар уборочных работ. Но иногда паводки бывали и зимой. Это казалось и вовсе странным [5, с. 11].

Многие историки и бытописатели подчёркивали основополагающее влияние местного климата на распространение заболеваний. «Здешний климат располагает к болезням, преимущественно простудного свойства и особенно к лихорадкам разных видов. Лихорадки жестоко одолевают приходящих на заработки людей, непривычных к резким переменам тепла к холоду и обратно. Корь и скарлатина иногда действуют повально на детях; были случаи и холерной эпидемии», – писал начальник Ейского уезда К. Чёрный [6, с. 154]. Первые же переселенцы-казаки, ещё не адаптировавшиеся к природным условиям, испытывали тяжелейшие трудности и прежде всего болезни. По мнению И.Д. Попки, атмосфера и народное здоровье подчинены были влиянию ветров. Под влиянием юго-западного ветра возникают лихорадки, рожистые воспаления лица [7, с. 36]. «Туманы бывают столь густы, влажны и клейки, что я находил нередко спадавший вниз туман на дерева, траву, былие и самую землю, похоже на желе или студень, имеющим вязкое и клейкое вещество, отчего у здешних жителей закрываются на поверхности кожи поры», – пишет анонимный автор [8]. Всё это вместе взятое: как «частые переходы от тепла к холоду, обуславливающие непостоянность климата Кубанской области», так и «господствующие ветры», «недостаток в жизненных потребностях», «непостоянный и сырой климат» – порождало в переселенцах «болезни заразительные, смертоносные» [9, с. 343].

Осенью и весной тысячи жизней уносила малярия («лихорадка», «лихоманка», «корчий», «пропастныца», «напастныца», «трясуха», «гнетуха», «злюка», «пестуха» – так её называли в народе). Способствовали этому тёплый климат, создававший наиболее благоприятные условия для существования и размножения переносчиков и возбудителей малярии – комаров-анофелес, наличие множества лиманов, ериков, болот («гниющая вода» и «болотная растительность, разлагающаяся под влиянием жары»), а также резкая перемена жары на холод, дождя на снег, южного ветра на северный и наоборот. От лихорадки страдали наиболее жители болотистой прикубанской полосы и г. Екатеринодара. «Город Екатеринодар стоит на низком болотистом месте; весною и осенью во время продолжительных дождей (что почти всегда в сие время случается) бывает непроходимая грязь»,  подчёркивал Иван Матвеевич Сбитнев [10]. По словам И. Мигрина, в отношении выбора места для г. Екатеринодара «была сделана невознаградимая ошибка»: город, окружённый болотистой местностью, был гибельным местом из-за лихорадки [11, с. 11]. По мнению современного историка В.В. Бондаря, ошибка эта заключалась в следующем: «…терраса, на которой строился Екатеринодар, хоть и возвышалась над поймой на 6,5–7 метров, была практически горизонтальной, в её небольших впадинах, не имеющих стока, долго сохранялась вода, которая загнивала и отравляла воздух болотистыми испарениями» [12, с. 99]. А так как «болота сии» были «наполнены чрезвычайным количеством насекомых», которые летом были «нестерпимы ни для людей, ни для скота», то для распространения малярии существовали весьма благоприятные условия [13].

Смертность от лихорадки оказывала существенное влияние на темпы освоения новых земель, в частности строительство г. Екатеринодара. Так, в январе 1796 г. Филипп Макдич получил подряд, «чтобы ему собственными своими рабочими людьми в состоящем при Екатеринодаре войсковом кирпичном заводе сделать жжёного кирпича и с оного состроить по плану в крепости свято-троицкой церкви, арсенал, войсковые и 40 куренных домов». Однако рабочие «не могли перенести тяжесть здешнего климата» и почти все вымерли от лихорадки [14].

В Закубанье от корчия (по свойству болезни «корчить» больного) вымирали целые казачьи семейства, а особенно же страдали первые переселенцы так называемой Нагорной полосы (местность на северном склоне Кавказского хребта, которая тянулась по самому перевалу, к стороне Кубанской области, а частью переходила и на южную сторону, в пределы Черноморской губернии). «Такие станицы представляли своего рода тюрьмы; горные кряжи подступали к самой станице и солнце показывалось из-за них только на несколько часов в день» [15, с. 402]. «Не раз мне приходилось слышать во время поездок по горным станицам, – жалобы казаков на обиды их реками и горами, наносимые их хозяйству», – отмечал П.П. Короленко [16]. Станицы Нагорной полосы расположены в местности, перерезанной ущельями, находились в самом невыгодном положении потому, что жители, перешедшие сюда из степных природных условий, вынуждены были приспосабливать своё хозяйство к незнакомым им горным условиям. «Помимо неблагоприятных климатических особенностей, – указывал В.А. Щербина, – закубанский поселенец встретил совершенно иные, чем он знал до этого времени, почвенные и вообще физические условия, в значительной степени неблагоприятно отозвавшиеся, на его хозяйственно-экономическом положении» [17, с. 5]. «Крупный и тяжёлый» скот переселенцев, привыкший к ровным дорогам, оказался вовсе неприспособленным к работе в горах, а привезённые ими с прежних мест жительства земледельческие орудия, также оказывались негодными «по свойству почв». К этому присоединились болезни, сопровождаемые смертностью и падежом скота. Засеваемый на новых местах хлеб вымокал и часто не возвращал даже семян [18]. Хлебопашество было возможно только на низких местах, но такие места были, как правило, в ущельях горных рек, которые выходили из берегов во время сильных и продолжительных дождей и уносили весь неубранный хлеб и сено. От недостатка корма и перемены климата пригнанный из степных равнин Черномории и Кавказской линии рогатый скот поголовно падал, а выпущенный на подножий корм «разрывался зверем, изобильно там водившимся». «От таких страшных потерь и лишений, – пишет П.П. Короленко, – переселенцы Нагорной полосы упали духом и в тоске и горе безотрадной жизни, стали многие болеть и умирать в большом числе» [19, с. 397]. «Тяжело было положение этих пионеров-колонизаторов, – подчёркивал В.А. Щербина, – и без ежегодного притока новых поселенцев колонизация края едва-бы удалась» [20, с. 4]. Условия жизни первопоселенцев и свирепствующая лихорадка побуждали их просить о выселении на равнину. Смертность переселенцев была настолько велика, что правительство вынуждено было во второй половине XIX в. расселить оставшихся жителей 14 станиц Нагорной полосы по другим селениям Закубанского края [21]. К концу XIX в. нагорные станицы стали понемногу осваиваться в своём положении и сами производить хлебные посевы в больших размерах, но всё-таки хозяйство их, по словам современника, «никак нельзя назвать удовлетворительным» [22].

Лихорадка (малярия) свирепствовала на Кубани вплоть до 30–40 гг. XX в., особенно в весеннее и осеннее время, унося ежегодно тысячи жизней. Мужчины чаще подвергались малярии, чем женщины, так как чаще находились в болоте, камышах (косили, ловили рыбу) [23, с. 175]. Коренные жители, казаки, страдали от болезни меньше, чем иногородние, как люди, освоившиеся с климатом [24, с. 139].

Как уже отмечалось выше, условия осваиваемого края породили здесь немало разных болезней, из которых особенно распространены были лихорадка, скарлатина, дифтерит, корь и в меньшей степени проказа. Гораздо больше жизней, нежели лихорадка, уносил «страшный бич» (по определению Апостолова) – дифтерит. Смертность от него в конце XIX в. достигала 58 % [25, с. 249]. Были годы (1879 г.), когда в некоторых местах области вымирало до 2/3 всех детей. К концу XIX в. болезнь ослабела, чему во многом способствовало применение противодифтеритной сыворотки. Следует отметить и факт высокой детской смертности в Кубанской области (особенно среди детей, не достигших 5-летнего возраста). В 1869 г., например, она составляла 58 % от общего числа умерших. Холерные и чумные эпидемии уносили значительное количество человеческих жизней. Холера посещала этот край довольно часто, её крупные вспышки были зафиксированы в 1831–1832, 1847–1848, 1855, 1892 гг. Другая болезнь, распространённая среди первопоселенцев, – цинга, носившая повальный характер. Она была зафиксирована в Черномории в 1834 г., после голодного 1833 г., когда у населения не было ни хлеба, ни овощей. Два раза в течение года она охватывала всю Черноморию. По мнению Ф.А. Щербины, причина столь жестокой заболеваемости крылась в «истощении организмов», так как не было ни овощей, ни здоровой питательной пищи [26, с. 737]. Неосторожное употребление фруктов причиняло «прилипчивые поносы», а воду в некоторых местах области перед употреблением следовало процеживать через полотно, чтобы избавиться от водяных вшей [27]. В начале XX в. эпидемиологическая ситуация существенно улучшилась, однако инфекционные болезни были довольно распространены. В 1913 г. умерло от скарлатины около 27 % всех заболевших ею, от дифтерита – около 20 %, от кори – около 13 % [28, с. 125–138].

Стоит добавить, что имеются свидетельства того, что по мере адаптации к местным климатическим условиям, существенно снижалась. [29, с. 138].

В XIX столетии саранча являлась настоящим бедствием для сельского хозяйства. Двигаясь в огромном количестве по степи, саранча уничтожала всю растительность, которая встречалась на её пути. Это был бич Божий, против которого войсковая администрация посылала «целые армии населения с подводами, граблями, лопатами, мётлами, волокушами и т. п.» [30, с. 717]. Борьба с саранчой велась примитивно: на её пути рыли каналы и закладывали солому, сгребали саранчу граблями, а затем поджигали солому. Возле нив раскладывали сухой навоз, бурьян и другие «тлеющие вещества», и когда саранча летела тучею, то эти кучи зажигались, люди производили клик, стук и бряцание «разными железными вещами» [31, с. 717]. Нашествия саранчи были зафиксированы в 1827, 1842, 1843, 1845, 1854 гг. «Великая сушь» (жестокие засухи, когда приазовские лиманы совершенно пересыхали и из них на арбах вывозили соль, а плавни самовозгорались) суровые зимы (например, зима 1826 г., когда р. Кубань, по свидетельству очевидцев, «вымерзла досуха») неурожаи зерновых, голод, бескормица для скота были характерны для Кубани. Неурожаи случались довольно часто. Так, они были в 1819–1821, 1833–1834, 1850, 1855–1857, 1891–1892 гг. В станице Воронежской в 1833 г. «из-за куска хлеба были увечья и даже убийства между родными». Полковое начальство вместо хлеба предложило использовать для выпечки хлеба муку из жёлудей [32, с. 272]. Ели также ячменный хлеб, а некоторые к ячменю подмешивали дикую гречишку [33, с. 232]. Десятилетие с 1851 по 1860 гг. было особенно тяжёлым вследствие повторяющихся неурожаев. Сплошные неурожаи в горных местах убивали энергию переселенцев в ведении хозяйств. В таких условиях смертность среди первопоселенцев была огромной. Показательны данные по Черноморскому войску. Так, по сведениям Д.В. Дашкова, из 25 тыс. переселенцев, которые в начале 20 гг. XIX в. прибыли на Кубань, 13 тыс. умерли [34]. Ф.А. Щербина сообщает: «По ведомости на 1 января 1825 года значилось, что с 1821 г. по 1824 г. включительно переселенцев должно было прибыть в Черноморию 55659 д. обоего пола, что за это время родилось в пути и в Черномории 13376 д. и что за то же время умерло в пути 3355 д. и в Черномории 13913, а всего 17268 д. … Судя по приведённым цифрам, в пути переселенцев умирало свыше одной тысячи в год, а в Черномории – до четырёх тысяч в год» [35, с. 64].

Большим бедствием для первопоселенцев (учитывая тот факт, что в хозяйственной деятельности их на первых этапах заселения края доминировало скотоводство) были эпизоотии, которые во многом определялись природными обстоятельствами. Гибельными для овцеводства были снежные, вьюжные зимы. Особенно снежной и продолжительной оказалась зима 1845 г., что нанесло большой урон животноводству: погибло много лошадей, овец, крупного рогатого скота [36]. В ноябре 1847 г. Черноморская войсковая врачебная управа писала генералу Рашпилю, что «скотские падежи в Черномории никогда почти совершенно не перестают», и зависит это от множества скота, недостатка присмотра за ним (летом скот находится всегда под открытым палящим небом, а зимою, весною и осенью под ненастным сырым и холодным ветром на подножном корму без всякой защиты от ветров, вьюг и метелей), а также от недостатка зимою корма «не только хорошего, но и дурного в изобилии». Отмечалось отсутствие качественной воды (скот поили часто из гнилых луж, болот и речек) [37].

Эти причины отмечал и И.Д. Попка: [38, с. 61]. В Закубанье ежегодные эпизоотии отнимали у жителей не менее 10 % из всего количества домашних животных. В ходе такой суровой акклиматизации и «приноравливания» к местным природным условиям у переселенцев вырабатывались навыки рационального природопользования. Так, по сообщению В.А. Щербины, в одной из закубанских станиц рогатый скот стал болеть кровавою мочою, по убеждению жителей, вследствие того, что общественное стадо паслось на сырой низменности, выделяющей по утрам много испарений в форме росы. Скот перестал болеть, когда, благодаря энергии некоторых жителей, для общественного стада было отведено возвышенное и сухое пастбищное место [39, с. 39].

Значительный вред причиняли скотоводству волки, нападая на рогатый скот овец, лошадей. Особенно большой урон наносили хищники овцеводству. [40, с. 50]. Для борьбы с этим злом в хуторах и станицах Кубани ежегодно устраивали облавы на волков, в которых принимали участие все казаки.

Следует согласиться с мнением Ф.А. Щербины, что главный тормоз в «развитии казачьего хозяйства или, правильнее, в накоплении в нём натурального богатства составляли стихийные бедствия», а пожалуй, наибольший ущерб причиняли пыльные бури и наводнения. В весенне-летний период проливные дожди вызывали катастрофические наводнения и затапливалась вся пойма р. Кубани от нынешнего Усть-Лабинска до Темрюка и Ачуева. Вода в таком положении стояла три месяца. Наводнения причиняли огромные убытки рыболовству [41, с. 68]. Большой убыток причиняли реки своим разлитием жителям Закубанья. [42].

Подробности о бывшем в декабре 1866 г. гибельнм наводнении в станице Бакинской из-за розлива р. Псекупса, а также о «происходившем в то время в станичной церкви молебствии, при начале которого вода быстро пошла на убыль», стали известны даже императрице. Желая, чтобы в станице сохранилась «вящее воспоминание о такой милости Божей», она пожертвовала в станичную церковь икону Двунадесяти великих праздников [43]. День 4 декабря, когда случилось наводнение, был избран для празднования (благодарственное молебствование, парад, крестный ход с водоосвящением). По станичному приговору данные события праздновалось ежегодно [44].

Стоит подчеркнуть, что в связи с вышеизложенным, а также обстоятельствами военного времени колонизация новых земель велась поспешно, не всегда сообразовываясь с экономическими, экологическими требованиями, а это, в свою очередь, приводило к нерациональному («хищническому») природопользованию, которое повлияло и на современную неблагоприятную экологическую ситуацию в регионе.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Фадеев А.В. Очерки экономического развития степного Предкавказья

в дореформенный период. – М., 1956.

2.Сбитнев И.М. Воспоминания о Черномории // Украинский журнал. – Харьков, 1825. – Ч. 6. – № 11/12.

3. КОВ. – 1901. – № 163.

4. Фоменко А.С. Фоменко, его потомки и бытовая их жизнь. – Екатеринодар, 1883.

5. Печорин А.И. Природа и люди. Очерки природопользования Кубани. – Краснодар, 1974. 

6. Чёрный К.Н. Ейский уезд. Статистическое описание // Кубанский краевед. – Краснодар, 1989.

7. Попка И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту: очерки края, общества, вооруженной силы и службы в двух частях. – СПб., 1858. – Краснодар, 1998.

8. Журнал министерства внутренних дел. – 1836. – № 20.

9. Кухаренко Я.Г. Овцы и чабаны в Черномории // Новые материалы по этнографии кубанских казаков. – Краснодар, 1993.

10. Сбитнев И.М. Воспоминания о Черномории // Краснодарские известия. – 1992. – 8 февраля.

11. Мигрин И.И. Похождения, или история жизни Ивана Мигрина, черноморского казака // Русская старина. – СПб., 1878. – Т. 23. – № 9.

12. Бондарь В.В. Карасунский кут: ландшафт и климатические условия // Проблемы истории Северного Кавказа. – Краснодар, 2000.

13. РГВИА. Ф. 414. Оп. 1. Д. 158.Л.8.

14. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 62.Л.146 – 149.

15. Короленко П.П. Переселение казаков в Закубанье в 1861 году // Кубанский сборник. – Екатеринодар, 1911. – Т. XVI.

16. Там же.

17. Щербина В.А. Хозяйственно-экономический быт казачьих поселений по бассейнам рек Пшехи, Пшиша и Псекупс в закубанском уезде Кубанской области // Кубанский сборник. – Екатеринодар, 1891. – Т. II.

18. КОВ. – 1873. – № 35.

19. Короленко П.П. Переселение казаков в Закубанье в 1861 году // Кубанский сборник. – Екатеринодар, 1911. – Т. XVI.

20. Щербина В.А. Указ. соч.

21. КОВ. – 1899. – № 68.

22. КОВ. – 1873. – № 35.

23. Ланд Ф.Ф. Движение населения в городе Темрюке // Кубанский сборник. Т. I. Екатеринодар, 1883.

24. Стефанов Т. Город Ейск: Статистико-этнографическое описание // Кубанский сборник. Т. I. Екатеринодар, 1883.

25. Апостолов Л.Я. Географический очерк Кубанской области // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа(СМОМПК). – Тифлис, 1897. – Вып. XXIII.

26. Щербина Ф.А. История кубанского казачьего войска: в 2-х т. – Екатеринодар, 1913. – Т. II.

27. РГИА. Ф. 1630. Оп. 1.Д. 171. Л.11.

28. Отчёты начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска за 1913 год. – Екатеринодар, 1914.

29. Степанов Ф. Сведения о народной медицине в станице Курганной // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа(СМОМПК). – Тифлис, 1893. – Вып. XVI.

30. Щербина Ф.А. Указ. соч.

31. Там же.

32. Ламонов А.Д. Исторический очерк о заселении станицы Кавказской Кубанского казачьего войска и жизни ея с 1794 по 1914 год // Захарченко В.Г. Песни станицы Кавказской. – Краснодар, 1993.

33. Успенский. Станица Дмитриевская // Кубанский сборник. – Екатеринодар, 1901. – Т. VIII.

34. РГИА. Ф. 1630. Оп. 1.Д. 171.Л.11.

35. Щербина Ф.А. История кубанского казачьего войска: в 2-х т. – Екатеринодар, 1910. – Т. I.

36. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 1823.Л.8.

37. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 1833.Л.7.

38.Попка И.Д. Указ. соч.

39. Щербина В.А. Указ. соч.

40. Кухаренко Я.Г., Туренко А.М. Исторические записки о войске Черноморском // Кубанский сборник. – Краснодар, 2006. – Т. I (22).

41. Попка И.Д. Указ. соч.

42. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 2428.Л. 1, 3, 22 ; ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 2648. Л.11.

43. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 2648. Л.29.

44. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 2648. Л.42 об.

Семенцов, М.В. «Не легка была с природою первых выходцев борьба» (некоторые аспекты исторического природопользования у кубанских казаков) [Текст] / М.В. Семенцов //Сбережение народа : традиционная народная культура : материалы научно-практической конференции. – Краснодар, 8 – 9 июня 2007 г. – Краснодар: ООО РИЦ « Мир Кубани». – 2007.– С.145-153.